"От одной свечи не убудет, если она зажжет другую..."
Волчьи ягоды.
Ветер метался, срывая с деревьев пожелтевшие листья и тревожа высохшую траву. Он рвался к крутым обрывам, и море следовало за ним, поднимая темные холодные волны. На деревню опускались неприветливые осенние сумерки, небо клубилось сизыми тучами, иногда высыпая мелкие капли дождя.
Они падали мне на лицо, но я все равно смотрела на море. Ветер, своими порывами предвещающий ночной ливень запутывал мои волосы, но так велика была грозная сила морской стихии, что я неотрывно смотрела на белые пенящиеся гребешки волн и грела в сердце надежду, что и сегодня вода пощадила того, кто заблудился в море. Надеюсь, что просто заблудился…
Крупные капли упали мне на лицо, пронзая холодом все тело. Толстый плащ из грубой шерсти, подбитый мехом, уже не спасал от неприветливой погоды, длинный подол платья, отяжелевший от дождя, путался у щиколоток, а руки стыли так, что не чувствовалось пальцев.
Казалось, что сама природа прогоняет меня с высокого обрыва над бушующим морем. Я кинула последний взгляд на потемневший горизонт, но, ничего не увидев, пошла к дому, низко склонив голову. Однако в натопленный сруб я все же не зашла, завернув в небольшое строение рядом.
В кузнице уже давно не горел яркий очаг. Дверь раздраженно скрипнула, словно недовольная тем, что я ее открыла. Сразу дохнуло сыростью, влажным деревом, повсюду витал знакомый кисловатый запах металла. В углу на скамье лежал недоделанный шлем, на столе, когда-то наспех сбитом, лежали клещи, молоты и другие инструменты, подковы, напротив, рядками висели на стене.
Сиротливо стоял чан, поблескивая ровной водной гладью. Я наклонилась, коснувшись ее кончиками волос и разглядывая свое отражение. Завела за ухо выбившуюся прядь. Я постарела лет на десять за один год.
Я все еще не могла привыкнуть, что тут так тихо. Слишком привыкла к ежедневному, звонкому пению металла, веселому мужскому говору, но сейчас, день за днем, тут царила тишина. Она мягко обволакивала меня, укутывала с ног до головы, нашептывала грустные, тяжелые воспоминания.
В тот день, когда в нашу деревушку пришли дружинники, был необычно теплым. Был полдень, и ежедневная работа чуть приостановилась на обед, люди вытирали пот со лба, усаживались в тень и весело болтали, пользуясь коротким свободным временем.
Не услышать топот копыт было невозможно. Все отрывались от обеда, удивленно переглядывались и спешили за воинами, чтобы услышать принесенные новости. Муж вышел из кузницы и, попутно вытирая лицо льняным отрезом, пошел на небольшую площадь, куда стекались все жители. Меня пронзило плохое предчувствие, и я побежала за ним.
Когда мы подошли к толпе, один рослый солдат громким голосом объявлял о начале войны. Площадь погрузилась в тяжелую, гнетущую тишину. Все знали, что это значит, и, словно вторя мыслям людей, в воздухе повис четкий приказ: все мужчины, способные держать меч, должны немедленно присоединиться к отряду.
В первые секунды я думала, что это неправда. Я переглядывалась с другими женщинами, и до нас всех медленно доходило все сказанное. Я беспомощно взглянула на мужа, а он, не слова не говоря, взял меня за руку и повел к дому. У дома попросил собрать вещи и еду, а сам вошел в кузницу.
Мне хотелось кинуться на шею и расплакаться, но я лишь закусила губу и послушно складывала вещи. Затем, когда все было сложено, уже вышла с сумкой, чтобы отнести ему, но тут же столкнулась с ним на пороге.
-- Идем со мной. Я хочу тебе кое-что показать.
Кузница встретила нас знакомым жаром, хотя в печи догорали последние угольки. Уже тогда там было непривычно темно, и я с ужасом осознала, что остаюсь одна, и, возможно, навсегда.
Муж протянул ко мне раскрытую ладонь, на ней блестела черная змейка сцепленных между собой кольчужных колечек. В плетении не было никаких причуд, просто кольца, продетые друг в друга, однако между ними проходила нитка ярко-красных стеклянных бусин. Скудные отблески, которые отбрасывали гаснущие угли, проникали сквозь глянцевую поверхность стекла и словно оставались там, сохраняя свет и родное тепло.
-- Я хотел сделать тебе подарок позже, под твой день рождения, -- сказал он. – Но видишь, как все меняется.
Он прижал меня к себе, уткнувшись мне в макушку. Я взяла из его ладоней гибкую цепочку и надела на шею. Она оказалась тяжелее, чем я думала.
-- Как же я буду без тебя, -- выдавила я из себя, понимая, что к горлу подкатывает ком.
-- Нууу, -- муж обхватил ладонями мое лицо и заглянул мне в глаза. – Ты же всегда была сильной. Помнишь, сколько я за тобой бегал? Строптивица, настоящая волчица.
Я улыбнулась, уже сквозь слезы, вспоминая, как молодой подмастерье кузнеца, оказывал мне внимание. Вся деревня шушукалась, предвещая скорую свадьбу, только я воротила нос и раз за разом давала от ворот поворот.
-- Не провожай меня, -- муж отстранился от меня. – И не плачь. Вспомни, какой ты была, а я обязательно вернусь.
-- Я не сниму подарок, пока ты не вернешься, -- всхлипнула я.
-- Теперь эти волчьи ягоды твои, -- грустно усмехнулся муж.
Он вышел из кузницы, а мне только и хватило сил, что смотреть из маленького окна на то, как он уходит. Рука невольно потянулась к подвеске на кольчужной цепочке – кругу из изящно сплетенных нитей, обозначавший вечность. И меня эта вечность почему-то пугала.
***
На следующее утро я проснулась от шума на улице. Не разбираясь, что случилось, я натянула платье на рубашку, быстро затянула шнуровку и выбежала из дома. И так и застыла на пороге: на горизонте маячили белые паруса. «Вернулся!» -- пронеслось у меня в голове, рука потянулась к красным бусинам в кольчужном плетении и сжала серебристую подвеску.
Вместе со всеми женщинами побежала на пристань. Там уже скинули сходни, воины тяжело ступали по ним, встречающие узнавали спустившихся и бросались обнимать. Я взволнованно искала в толпе знакомое лицо. Нет, не вижу. Как же так?! Этого не может быть… Я почувствовала, что сердце ухнуло вниз и на мгновение перестало биться.
-- Девушка, по чем у вас волчьи ягоды? Хорош в этом году урожай? – послышалось за спиной.
Сердце затрепетало. Обернувшись, я увидела высокого мужчину с обветренным лицом. Черты его огрубели и заострились, отросли рыжие усы и борода.
-- Если они и продаются, то уж точно не тебе, -- я нарочито презрительно отвернулась, взмахнув гривой волос.
Мужчина лукаво осмотрел меня и вдруг громко рассмеялся, а я бросилась ему на шею, уже не сдерживая слезы.
Ветер метался, срывая с деревьев пожелтевшие листья и тревожа высохшую траву. Он рвался к крутым обрывам, и море следовало за ним, поднимая темные холодные волны. На деревню опускались неприветливые осенние сумерки, небо клубилось сизыми тучами, иногда высыпая мелкие капли дождя.
Они падали мне на лицо, но я все равно смотрела на море. Ветер, своими порывами предвещающий ночной ливень запутывал мои волосы, но так велика была грозная сила морской стихии, что я неотрывно смотрела на белые пенящиеся гребешки волн и грела в сердце надежду, что и сегодня вода пощадила того, кто заблудился в море. Надеюсь, что просто заблудился…
Крупные капли упали мне на лицо, пронзая холодом все тело. Толстый плащ из грубой шерсти, подбитый мехом, уже не спасал от неприветливой погоды, длинный подол платья, отяжелевший от дождя, путался у щиколоток, а руки стыли так, что не чувствовалось пальцев.
Казалось, что сама природа прогоняет меня с высокого обрыва над бушующим морем. Я кинула последний взгляд на потемневший горизонт, но, ничего не увидев, пошла к дому, низко склонив голову. Однако в натопленный сруб я все же не зашла, завернув в небольшое строение рядом.
В кузнице уже давно не горел яркий очаг. Дверь раздраженно скрипнула, словно недовольная тем, что я ее открыла. Сразу дохнуло сыростью, влажным деревом, повсюду витал знакомый кисловатый запах металла. В углу на скамье лежал недоделанный шлем, на столе, когда-то наспех сбитом, лежали клещи, молоты и другие инструменты, подковы, напротив, рядками висели на стене.
Сиротливо стоял чан, поблескивая ровной водной гладью. Я наклонилась, коснувшись ее кончиками волос и разглядывая свое отражение. Завела за ухо выбившуюся прядь. Я постарела лет на десять за один год.
Я все еще не могла привыкнуть, что тут так тихо. Слишком привыкла к ежедневному, звонкому пению металла, веселому мужскому говору, но сейчас, день за днем, тут царила тишина. Она мягко обволакивала меня, укутывала с ног до головы, нашептывала грустные, тяжелые воспоминания.
В тот день, когда в нашу деревушку пришли дружинники, был необычно теплым. Был полдень, и ежедневная работа чуть приостановилась на обед, люди вытирали пот со лба, усаживались в тень и весело болтали, пользуясь коротким свободным временем.
Не услышать топот копыт было невозможно. Все отрывались от обеда, удивленно переглядывались и спешили за воинами, чтобы услышать принесенные новости. Муж вышел из кузницы и, попутно вытирая лицо льняным отрезом, пошел на небольшую площадь, куда стекались все жители. Меня пронзило плохое предчувствие, и я побежала за ним.
Когда мы подошли к толпе, один рослый солдат громким голосом объявлял о начале войны. Площадь погрузилась в тяжелую, гнетущую тишину. Все знали, что это значит, и, словно вторя мыслям людей, в воздухе повис четкий приказ: все мужчины, способные держать меч, должны немедленно присоединиться к отряду.
В первые секунды я думала, что это неправда. Я переглядывалась с другими женщинами, и до нас всех медленно доходило все сказанное. Я беспомощно взглянула на мужа, а он, не слова не говоря, взял меня за руку и повел к дому. У дома попросил собрать вещи и еду, а сам вошел в кузницу.
Мне хотелось кинуться на шею и расплакаться, но я лишь закусила губу и послушно складывала вещи. Затем, когда все было сложено, уже вышла с сумкой, чтобы отнести ему, но тут же столкнулась с ним на пороге.
-- Идем со мной. Я хочу тебе кое-что показать.
Кузница встретила нас знакомым жаром, хотя в печи догорали последние угольки. Уже тогда там было непривычно темно, и я с ужасом осознала, что остаюсь одна, и, возможно, навсегда.
Муж протянул ко мне раскрытую ладонь, на ней блестела черная змейка сцепленных между собой кольчужных колечек. В плетении не было никаких причуд, просто кольца, продетые друг в друга, однако между ними проходила нитка ярко-красных стеклянных бусин. Скудные отблески, которые отбрасывали гаснущие угли, проникали сквозь глянцевую поверхность стекла и словно оставались там, сохраняя свет и родное тепло.
-- Я хотел сделать тебе подарок позже, под твой день рождения, -- сказал он. – Но видишь, как все меняется.
Он прижал меня к себе, уткнувшись мне в макушку. Я взяла из его ладоней гибкую цепочку и надела на шею. Она оказалась тяжелее, чем я думала.
-- Как же я буду без тебя, -- выдавила я из себя, понимая, что к горлу подкатывает ком.
-- Нууу, -- муж обхватил ладонями мое лицо и заглянул мне в глаза. – Ты же всегда была сильной. Помнишь, сколько я за тобой бегал? Строптивица, настоящая волчица.
Я улыбнулась, уже сквозь слезы, вспоминая, как молодой подмастерье кузнеца, оказывал мне внимание. Вся деревня шушукалась, предвещая скорую свадьбу, только я воротила нос и раз за разом давала от ворот поворот.
-- Не провожай меня, -- муж отстранился от меня. – И не плачь. Вспомни, какой ты была, а я обязательно вернусь.
-- Я не сниму подарок, пока ты не вернешься, -- всхлипнула я.
-- Теперь эти волчьи ягоды твои, -- грустно усмехнулся муж.
Он вышел из кузницы, а мне только и хватило сил, что смотреть из маленького окна на то, как он уходит. Рука невольно потянулась к подвеске на кольчужной цепочке – кругу из изящно сплетенных нитей, обозначавший вечность. И меня эта вечность почему-то пугала.
***
На следующее утро я проснулась от шума на улице. Не разбираясь, что случилось, я натянула платье на рубашку, быстро затянула шнуровку и выбежала из дома. И так и застыла на пороге: на горизонте маячили белые паруса. «Вернулся!» -- пронеслось у меня в голове, рука потянулась к красным бусинам в кольчужном плетении и сжала серебристую подвеску.
Вместе со всеми женщинами побежала на пристань. Там уже скинули сходни, воины тяжело ступали по ним, встречающие узнавали спустившихся и бросались обнимать. Я взволнованно искала в толпе знакомое лицо. Нет, не вижу. Как же так?! Этого не может быть… Я почувствовала, что сердце ухнуло вниз и на мгновение перестало биться.
-- Девушка, по чем у вас волчьи ягоды? Хорош в этом году урожай? – послышалось за спиной.
Сердце затрепетало. Обернувшись, я увидела высокого мужчину с обветренным лицом. Черты его огрубели и заострились, отросли рыжие усы и борода.
-- Если они и продаются, то уж точно не тебе, -- я нарочито презрительно отвернулась, взмахнув гривой волос.
Мужчина лукаво осмотрел меня и вдруг громко рассмеялся, а я бросилась ему на шею, уже не сдерживая слезы.